Лицо аббата просветлело, и искра надежды мелькнула в глазах приора.

– Значит, есть вероятность, что нас не закроют? – переспросил аббат. – Значит, еще не все потеряно?

– Можно сказать, что так. Во всяком случае, этот разговор еще преждевременен.

– Может, мне следует обратиться к монахам во время ужина с речью? – слегка подавшись вперед, произнес аббат. – Трапеза начнется через полчаса. Я мог бы сказать, к примеру, что пока у лорда Кромвеля нет никаких намерений нас закрывать.

– Пожалуй, это было бы неплохо.

– Постарайтесь хорошенько продумать, что вы собираетесь говорить, – предложил приор.

– Да, разумеется.

И аббат потянулся за бумагой и пером. Мои глаза упали на монастырскую печать, лежавшую рядом с его локтем.

– Скажите, господин аббат, всегда ли вы держите дверь этой комнаты открытой? Я имею в виду, вы не закрываете ее на замок?

– Да, – удивленно поглядел он на меня.

– А разве это разумно? Разве сюда не может кто-нибудь незаметно войти и поставить печать на любой документ?

– Но здесь всегда присутствуют служки, – возразил он – Никому не разрешается так просто сюда заходить.

– Никому?

– Никому, кроме монахов.

– Да, конечно. Что ж, очень хорошо. Позвольте мне вас покинуть. До ужина.

Ныне мне довелось еще раз стать свидетелем того, как монахи собрались в трапезной. Мне вспомнился мой первый вечер, проведенный в этом месте. Тогда еще Саймон Уэлплей в своем колпаке, стоя у окна, ежился при виде падающего на дворе снега. Сегодня за окном звенела капель, а на снегу виднелись черные проталины, в которые стекали крошечные струйки воды.

Занимавшие свои места за столом монахи были словно в воду опущены. У меня даже возникло такое ощущение, что за их облачением вообще отсутствует плоть. Стоя вместе с аббатом у резного аналоя, я неоднократно ловил на себе их враждебные и взволнованные взгляды. Когда Марк, направляясь к своему месту за столом, проходил мимо меня, я схватил его за руку.

– Аббат собирается сообщить, что король пока не намерен прибирать к себе Скарнси, – шепнул я ему по дороге. – Это важно. Я не хочу спугнуть с куста одну птичку. По крайней мере, пока.

– Как я от всего этого устал, – недовольно пробормотал он и, увернувшись от моей руки, сел на скамью.

От его откровенной грубости у меня загорелись щеки. Отложив в сторону записи, аббат Фабиан с повеселевшим румяным лицом сообщил братии о том, что слухи о закрытии монастыря не подтвердились и что лорд Кромвель в данное время вовсе не преследует подобного намерения относительно Скарнси, несмотря на имевшие в нем место жестокие убийства, расследование которых до сих пор продолжается. В завершение он попросил, чтобы никто из присутствующих не покидал окрестностей монастыря.

Но монахи восприняли его речь неоднозначно. Некоторые, в особенности люди более старшего возраста, вздохнули и с облегчением улыбнулись. Иные насторожились сильнее прежнего. Молодая поросль, брат Джуд и брат Хью, казалось, воспрянули духом, а на лице приора Мортимуса даже мелькнула искра надежды. Меж тем брат Гай недоверчиво покачал головой, а брат Эдвиг нахмурился.

Служки принесли ужин: густой овощной суп и тушеную баранину с ароматными травами. Я следил во все глаза за тем, чтобы мне положили первое и второе блюдо из общих котлов и никто ничего не подбросил в мои тарелки по дороге. Как только мы приступили к трапезе, приор Мортимус, который к этому времени уже осушил два стакана вина, обернулся к аббату и сказал:

– Теперь мы спасены, мой господин. Поэтому пора подумать о назначении нового ризничего.

– Побойтесь бога, Мортимус. Не прошло и трех дней, как бедняга Габриель отошел в лучший мир.

– Но ведь жизнь продолжается. Кому-то все равно придется заниматься реставрационными работами, вести переговоры с церковным казначеем, братом Эдвигом, не так ли? – Он указал своей серебряной чашкой на казначея, который по-прежнему сидел понурившись.

– Только п-при том условии, что вновь н-назначенный ризничий окажется более разумным, чем брат Габриель, и поймет, что мы не можем себе позволить слишком больших затрат.

– Когда речь заходит о деньгах, – обернулся ко мне приор, – скупее нашего казначея во всем королевстве днем с огнем не сыскать. Никак не могу взять в толк, почему ты был против того, чтобы развесить по стенкам леса, Эдвиг. Невозможно хорошо выполнить работу только при помощи веревок и люльки.

Почувствовав, что все обратили на него свои взоры казначей залился краской.

– Ну хорошо. Хорошо. С-согласен на то, чтобы для этих работ вы применили леса.

– Помилуй, брат, – рассмеялся аббат. – Что это вдруг с тобой стряслось? Ведь ты не один месяц спорил об этом с Габриелем. Тебя не трогали даже такие доводы, что могут погибнуть люди. Что это вдруг на тебя нашло?

– Этот вопрос касается с-содержания переговоров.

Казначей вновь с хмурым видом уткнулся в свою тарелку. А приор опрокинул в себя очередной стакан крепкого вина и, раскрасневшись, обернулся ко мне.

– Вы еще не слыхали историю об Эдвиге и кровавой колбасе, сэр, – громко заявил он.

И без того багровое лицо казначея обрело коричневый оттенок.

– Уймитесь, Мортимус, – снисходительно произнес аббат, – будьте милосердны к своим братьям.

– Но в этой истории нет ничего немилосердного! Два года назад, когда наступил день подаяния, у нас не было мяса, чтобы раздать его нищим у ворот. Пришлось забить свинью, и брат Эдвиг не мог с этим смириться. Тогда пришел брат Гай. Он как раз пускал кровь у некоторых монахов и хотел ее использовать, чтобы удобрить свой сад. А вся история заключается в том, что Эдвиг предложил смешать эту кровь с мукой и испечь пудинг для нищих. Дескать, они все равно не узнают, что кровь эта была не от свиньи. А знаете, зачем ему это понадобилось? Только затем, чтобы оправдать стоимость скотины!

Приор зашелся гомерическим хохотом. ¦<

– В этой истории нет ни доли правды, – произнес брат Гай. – Я об этом уже говорил много раз.

Я посмотрел на брата Эдвига. Он прекратил есть и сидел, склонившись над своей тарелкой, сжимая в руке ложку. Вдруг он громко треснул ею об стол и вскочил на ноги, сверкая безумными глазами.

– Эх, вы, олухи! – крикнул он. – Идиоты-богохульники! Единственная кровь, которую вам надлежит почитать, это кровь нашего Спасителя, Иисуса Христа. Кровь, которую мы принимаем во время таинства причащения на каждой мессе в виде преображенного вина. На этой крови держится весь этот мир! – Его пухлые ладони были сжаты в кулаки, на лице одна гримаса беспрестанно сменялась другой, и заикание чудесным образом исчезло. – Идиоты, больше у нас с вами не будет никаких месс. Какой смысл цепляться за соломинку? Как вы могли поверить этой лжи? Поверить тому, что Скарнси будет продолжать действовать, когда собственными ушами слышали о том, что происходит в округе с такими монастырями, как наш? Непроходимые тупицы! Король нас всех уничтожит!

Стукнув кулаками по столу, он быстро развернулся и пошел прочь.

Когда за ним захлопнулась дверь, в комнате повисла гнетущая тишина. Я тяжело вздохнул.

– Приор Мортимус, я называю это государственной изменой. Пожалуйста, возьмите с собой нескольких работников и поместите брата Эдвига под арест.

На лице приора запечатлелся неописуемый ужас.

– Но помилуйте, сэр. Он не сказал ничего предосудительного относительно власти короля.

– В самом деле, сэр, – резко подался вперед Марк, – в его словах не было никакой измены.

Я сурово посмотрел на аббата Фабиана.

– Исполняйте приказ.

– Ради всего святого, делайте, как он говорит, – сказал тот.

Приор, сжав губы, покорно встал из-за стола и вышел из трапезной. Мгновение я сидел молча, склонившись над столом и ощущая на себе пристальные взоры всех присутствующих. Потом встал и, сделав Марку знак следовать за мной, направился к двери. Когда я открыл ее, то увидел, что приор ведет за собой группу кухонных работников. Они направлялись в сторону казначейского дома.