Тишину, стоявшую в трапезной, внезапно разбил хриплый раскатистый голос.

– Безумцы! О каком ремонте церкви вы говорите? Разве вы не знаете, что мир катится к своему концу? Антихрист среди нас! – Картезианец привстал со своей скамьи и вещал, воздев руки. – Тысячи лет святые обители служили Господу нашему, а теперь этому пришел конец. Вскоре мерзость запустения воцарится в святых местах! И лишь громовой хохот дьявола будет эхом отдаваться в стенах, где раньше возносились молитвы.

Голос старика перешел в пронзительный крик, исступленный взор перебегал с одного лица на другое. Монахи потупили головы, стараясь не встречаться с ним глазами. Неожиданно брат Джером потерял равновесие и неловко упал на скамью. Лицо его исказила гримаса боли.

Приор Мортимус поднялся и ударил кулаком по столу.

– Клянусь страданиями Господа нашего, это переходит все границы! Брат Джером, немедленно отправляйся в свою келью! Там ты будешь находиться! до тех пор, пока аббат не решит, как с тобой поступить. Уведите его!

Монахи, сидевшие за столом рядом с картезианцем, проворно подхватили его под мышки, поставили на ноги и вытащили прочь из трапезной. Как только дверь за ними закрылась, по комнате пронесся вздох облегчения, вырвавшийся одновременно почти у всех собравшихся. Приор Мортимус повернулся ко мне.

– Я должен вновь принести вам свои извинения от лица всей нашей братии, сэр, – громко произнес он.

Монахи встретили его слова одобрительным гулом.

– Я понимаю, что поведение брата Джерома произвело на вас удручающее впечатление. Единственным оправданием ему может служить то, что рассудок его непоправимо поврежден.

– Хотел бы я знать, кого он считает антихристом? – пожал я плечами. – Неужели мою скромную особу? Нет, вряд ли. Скорее всего, он имел в виду лорда Кромвеля или его величество короля.

– Нет, сэр, что вы. Прошу вас, не придавайте значения бреду безумца.

За столом, где сидели старшие монахи, поднялся встревоженный шепот. Приор Мортимус сердито поджал свои тонкие губы.

– Будь моя воля, я завтра выгнал бы Джерома из монастыря, – заявил он. – Пусть бы шатался по улицам и оглашал их своими безумными криками до тех пор, пока его не посадили бы в Тауэр. Но, скорее всего, он попал бы в Бедлам, где ему самое место. Аббат держит Джерома в монастыре лишь потому, что не хочет портить добрососедских отношений с его кузеном, сэром Эдвардом. Вам ведь известно, что Джером является родственником почившей королевы? Я молча кивнул.

– Но его дикие выходки заходят слишком далеко, – продолжал приор. – Джерома необходимо удалить из монастыря.

Я протестующе вскинул руку.

– Вам не о чем беспокоиться. Я не собираюсь раздувать дела из вздора, который несет сумасшедший калека.

Сказав это, я ощутил, что все сидевшие за столом вновь вздохнули с облегчением.

– К тому же для моего расследования необходимо, чтобы брат Джером оставался в монастыре, – добавил я, понизив голос так, чтобы расслышать меня могли лишь старшие монахи. – Я собираюсь задать ему несколько вопросов. Скажите, к эмиссару Синглтону он относился со столь же откровенной неприязнью, как и ко мне?

– Должен признать, да, – кивнул приор. – Как только эмиссар прибыл, брат Джером подошел к нему во дворе и обозвал лжецом и клятвопреступником. Эмиссар Синглтон в долгу не остался и назвал Джерома римским ублюдком.

– Лжец и клятвопреступник. Это куда более конкретные оскорбления, чем те, которыми он осыпал меня. Любопытно, почему он обвинил эмиссара Синглтона именно в этих прегрешениях?

– Одному Богу известно, что творится в голове у безумца.

Брат Гай наклонился ко мне через стол и заговорил страстно и убежденно:

– Сэр, бедняга Джером, бесспорно, утратил рассудок и сам не ведает, что говорит. Но поверьте, он никак не мог убить эмиссара Синглтона. Я ведь осматривал Джерома и знаю, что левая его рука серьезно повреждена вследствие пыток на дыбе, связки порваны и никогда уже не заживут. Правая нога тоже находится в плачевном состоянии. Вы видели сами, Джером едва сохраняет равновесие и с трудом передвигается. Он и оружие не сумел бы удержать в руках, не говоря уж о том, чтобы нанести сокрушительный удар. Во Франции мне случалось лечить государственных преступников, прошедших через пытки, – добавил он, понизив голос. – Но в Англии я сталкиваюсь с жертвой правосудия в первый раз. Мне говорили, что до недавнего времени применение пыток находилось в Англии под запретом.

– Закон разрешает применение пыток в тех случаях, когда речь идет о преступлениях, представляющих угрозу для государства, – с непроницаемым лицом отчеканил я. Встретившись глазами с Марком, я прочел в его взгляде разочарование и печаль. – Разумеется, то, что правосудию приходится прибегать к столь суровым мерам, весьма прискорбно, – добавил я со вздохом. – Но вернемся к несчастному Синглтону. Без сомнения, телесные немощи брата Джерома не позволили бы ему убить эмиссара собственноручно. Но он мог найти сообщника.

– Нет, сэр, что вы, – вновь загомонили монахи.

Лица моих сотрапезников красноречиво свидетельствовали о том, что они охвачены тревогой и страхом. Обвинение в убийстве и государственной измене могло повлечь за собой ужасные последствия для каждого из них. Но я понимал, что эти люди привыкли скрывать свои истинные чувства. Брат Гай, обеспокоенно нахмурив брови, вновь наклонился ко мне через стол.

– Сэр, поверьте, ни один из монахов нашего монастыря не разделяет мыслей брата Джерома. Воистину он послан сюда нам на погибель. Все, что мы хотим – это проводить свои дни в мире и в молитвах о процветании нашей страны и о здравии его королевского величества. Мы храним верность королю и в отправлении церковных служб строго соблюдаем все предписанные требования.

– Устами моего брата г-глаголет истина, – громко заявил казначей. – Мне остается лишь с-сказать «Аминь».

– Аминь, – хором повторили сидящие за столом.

– Рад слышать, что в вашем монастыре царит подобное настроение, – одобрительно кивнул я. – Но от фактов не уйдешь: эмиссар Синглтон мертв и убийство произошло в стенах вашей обители. Вопрос в том, кто же его убил? Может, у вас есть какие-нибудь соображения на этот счет, брат казначей? Или у вас, брат приор?

– Это с-сделали г-горожане, – заявил брат Эдвиг, от волнения заикаясь сильнее, чем обычно. – С-среди этого с-сброда наверняка полно ведьм и п-поклонников дьявола. Они п-проникли в монастырь, дабы осквернить нашу церковь и похитить с-святые мощи. А эмиссар Синглтон, который шел на какую-то з-заранее назначенную встречу, увидал их. И т-тогда они его убили. А человек, с которым н-намеревался встретиться эмиссар, наверняка испугался и убежал прочь.

– Господин Шардлейк предполагает, что смертельный удар был нанесен мечом, – сообщил брат Гай. – Трудно представить, что у кого-то из здешних жителей есть подобное оружие.

Я повернулся к брату Габриелю. Он глубоко вздохнул, теребя пальцами свои спутанные белокурые пряди.

– Утрата длани Раскаявшегося Вора – это большое несчастье, – с жаром произнес он. – Это величайшая святыня, и я содрогаюсь при мысли о том, что ныне она оказалась в нечестивых руках и может быть использована в пагубных целях.

Гримаса неподдельного отчаяния исказила его лицо. Я вспомнил фальшивые останки святых, которые мне показывал лорд Кромвель, и вновь поразился тому, как велика вера в силу святых мощей.

– Мне уже много раз доводилось слышать о колдовстве, – заметил я. – Я так понимаю, вы располагаете достоверными сведениями о живущих поблизости колдунах?

Приор покачал головой.

– Нет, я не стал бы этого утверждать. Конечно, городе есть пара знахарок, которые занимаются целительством и ворожбой. Но это всего лишь старые карги, которые бормочут какие-то заклинания над отварами из трав.

– Кто знает, какое обличье принимает зло в этом мире, исполненном греха? – негромко вопросил брат Габриель. – Здесь, в святой обители, мы находимся под надежной защитой от происков дьявола. Но за этими стенами зло не знает преград, – добавил он содроганием.