– У Кромвеля много врагов, – крикнул мне Джером через плечо. – Смерть его не за горами!

– Нет ли у вас какой-нибудь комнаты, в которой мы могли бы уединиться? – спросил я приора.

Он провел меня через крытую аркаду в теплое помещение, в котором горел камин. На покрытом бумажной скатертью столе стоял графин вина. Приор разлил его нам по чашкам.

– Скажите, Джером в первый раз исчез после службы?

– Да. Мы с него все время глаз не спускаем.

– Как вы считаете, не мог ли он передать письмо в какой-нибудь из предыдущих дней?

– Начиная с того времени, как вы прибыли к нам и мы его посадили за решетку, – нет. А прежде – пожалуй, да.

Я кивнул, грызя ноготь.

– Отныне придется тщательней следить за ним. Письмо – это нешуточное дело. Мне придется незамедлительно поставить в известность о случившемся лорда Кромвеля.

Приор окинул меня оценивающим взглядом.

– Не сочтете ли вы возможным также сообщить лорду Кромвелю, что письмо перехватил некий преданный королю монах?

– К этому вопросу мы еще вернемся, – холодно ответил я. – Сейчас я хочу поговорить с вами совсем на другую тему. Орфан Стоунгарден.

Он медленно кивнул.

– Да, слыхал я, как вы ставите свои вопросы.

– Неужели? Прошу заметить, что, помимо прочих братьев, по делу этой девушки упоминалось и ваше имя.

– Даже самым старым монахам не чуждо сладострастие А эта особа, скажем прямо, была весьма симпатичным созданием. Ну, пытался я заставить ее немного позабавиться со мной. Но ведь я же этого не отрицаю.

– Как? И это мне говорите вы, обязанностью которого является соблюдать дисциплину и порядок в монастыре? Вы, который еще вчера меня уверял, что, только соблюдая тот самый порядок, за который вы так ратовали, мы можем удержать мир от хаоса?

Он неловко поерзал в кресле, а затем резко произнес:

– Легкие забавы с горячей девушкой не могут идти ни в какое сравнение с теми неестественными страстями, которые разрушают надлежащие между монахами отношения. Согласен, в этом вопросе я не безупречен. Как, впрочем, и все остальные. За исключением святых, да и то не всех.

– Когда слышишь от вас подобные слова, приор Мортимус, весьма легко заподозрить вас в лицемерии.

– О, помилуйте, сэр, разве не все мужчины лицемерны? Я не желал девчонке никакого зла. Она достаточно быстро отвергла мои притязания. Тем не менее старый педераст Александр успел донести на меня аббату. Мне было искренне жаль ее потом, – негромко добавил он, – когда она бродила повсюду, как привидение. Однако я больше ни разу к ней не подошел. Ни разу ни о чем не заговорил.

– А вы, случайно, не знаете иных монахов, которые, подобно вам, подвергали ее своим домогательствам? По крайней мере, госпожа Стамп уверена, что таковые были.

– Нет, – отрезал он, внезапно помрачнев. – Иначе не стал бы скрывать этого от вас. – Он глубоко вздохнул, после чего добавил: – До чего же ужасно было видеть ее вчера! Я сразу ее узнал. Вернее сказать, догадался, что это она.

– И госпожа Стамп тоже. – Я сложил руки на груди. – Брат приор, ваши прекрасные чувства меня воистину поражают. Мне с трудом верится, что вы тот самый человек, который полчаса назад пинал ногами человека.

– Каждому человеку надлежит пройти трудный земной путь. А монаху тем более. Ему приходится не только преодолевать посланные Богом испытания, но и обуздывать искушения. Совсем другое дело – женщины. Они заслуживают мирной жизни, если ведут себя достойно. Орфан была хорошей девушкой. Не в пример той распутной особе, что ныне служит в лазарете у брата Гая.

– Я слыхал, на нее вы тоже положили глаз.

На мгновение воцарилось тяжелое молчание.

– Уверяю вас, я не преследовал ее. Так же, как и Орфан. Она мне отказала, и я больше ни разу к ней не приставал.

– Не преследовали Орфан, в отличие от других. Да? Брата Люка, например? – Я остановился. – А также брата Эдвига?

– Да, о них брат Александр тоже доложил аббату, – ответил приор и со злостью добавил: – Вместо того чтобы указать на собственные, куда большие грехи. Разобравшись с братом Люком и братом Эдвигом, аббат велел им оставить девушку в покое. Так же, как и мне. Он редко говорит со мной подобным образом. Но в тот раз сделал довольно строгое внушение.

– Скажите, пожалуйста, правда ли то, что вы с братом Эдвигом здесь всем заправляете?

– Но должен же кто-то это делать? Аббата Фабиана гораздо больше увлекает охота с местным мелкопоместным дворянством. Мы же не можем спокойно смотреть на те ужасы, которые творятся у нас в монастыре.

Мне хотелось перевести разговор на другую тему, упомянув вскользь о торговле землей. Меня подмывало посмотреть на то, какое впечатление это произведет на приора. Но, не имея в руках доказательств, я решил не торопиться, дабы не упустить такой козырь, как неожиданность.

– Я никогда не верил в то, что она украла эти чаши и сбежала, – тихо заметил он.

– Однако госпоже Стамп вы сказали, что это сделала она.

– Но ведь со стороны это выглядело именно так. Кроме того, нам велел придерживаться данной версии сам аббат. Кстати сказать, это преступление его не на шутку встревожило. Надеюсь, вы найдете того, кто так поступил с ней, – и мрачным голосом добавил: – Когда правда выйдет наружу, я не потерплю здесь присутствия этого злодея ни одной минуты.

Я посмотрел на его лицо – оно было преисполнено праведного гнева.

– Представляю, какое удовольствие вам это доставит, – холодно заметил я. – А теперь прошу меня простить. Я опаздываю на встречу.

Облаченная в старую суконную плащ-накидку и большие калоши, Элис ожидала меня в лазарете.

– Вам следовало бы надеть что-нибудь потеплее, – посоветовал я. – На дворе холодно.

– Ничего, не замерзну, – крепче закутавшись в свое тряпье, сказала она. – Эта одежда досталась мне от мамы. Она согревала ее тридцать зим.

Мы с ней направились к воротам, расположенным в задней монастырской стене, по той самой тропинке, которую мы с Марком протоптали день назад. Меня нисколько не смущало то обстоятельство, что, в отличие от большинства других мужчин, которым Элис уступала в росте, я был на добрый дюйм ниже ее. Мой горб давал мне другое преимущество: смотреть женщинам прямо в глаза. Я не знал толком, что притягивало меня и Марка к Элис, которая по общепринятым меркам отнюдь не была красавицей. Замечу, что жеманные блондинки, застенчивые и бледнолицые, столь почитаемые нашим обществом, никогда меня не интересовали. То, что меня воистину привлекало, было сродни вспышке, возникающей при встрече двух сильных духов, в предвкушении которой томилось мое сердце.

Мы миновали могилу Синглтона. До сих пор не покрытая снегом, она выделялась коричневым пятном на белом пейзаже. Элис держалась со мной так же отчужденно, как и Марк. Их молчаливая дерзость приводила меня в бешенство. Интересно, они специально договорились вести себя со мной подобным образом или же это происходило естественно? В конце концов, существует не так уж много средств выразить свое недовольство теми, кто облечен властью.

В саду собралось множество ворон, которые расселись по деревьям и подняли громкий гвалт. Дабы как-нибудь завести разговор с девушкой, я позволил себе предположить, что ее детские игры, по всей очевидности, проходили в окрестности болота.

– Рядом с нами жили два маленьких мальчика, – ответила она. – Два брата. Ноэл и Джеймс. Мы всегда играли вместе. Они были родом из потомственных рыбаков и знали все тропинки на болоте, все внешние признаки твердой земли. Их отец, кроме всего прочего, был контрабандистом. Теперь они все погибли. Их корабль попал в шторм пять лет назад.

– Мне очень жаль.

– Такая судьба постигает почти всех рыбаков. – Она обернулась, и я почувствовал дружелюбную ноту в ее голосе. – Если народ возит во Францию переработанное сукно, а обратно – вино, это говорит только о том, что он беден.

– Я никого не собираюсь преследовать, Элис. Мне просто любопытно было бы знать, не могли ли какие-нибудь неучтенные деньги или, скажем, старые, давно забытые церковные реликвии быть переправлены этим путем.